Народный артист, член КПСС с 1950 года Михаил Иванович Жаров, получив от Эйзенштейна предложение сниматься в фильме “Иван Грозный” в роли Малюты Скуратова, поначалу растерялся. Ещё бы - играть в картине, имеющей все шансы войти в восьмёрку величайших картин всех времён и народов, да ещё в окружении таких звёзд первой величины, как Всеволод Пудовкин и Павел Кадочников - не говоря уж о Николае Черкасове (Паганель) - решиться на это даже достаточно известному актёру было далеко не просто. Жаров просит сутки на размышление и всю ночь перечитывает “Бориса Годунова” и пушкинские письма Вяземскому за ноябрь 1825 года, после чего наутро, не до конца осознавая что делает, принимает предложение великого режиссёра. Но уже на первой же репетиции он буквально покоряет Сергея Михайловича (видевшего до того Жарова только в роли Жигана), сходу угодив бутафорской бородой в таз с клейстером, случайно оставленным рабочими сцены в декорациях. “Жар” (как все его называли) и сам чувствовал, что это “его день” и так отыграл в следующем эпизоде (“Допрос Толстого”), что заслужил аплодисменты всей группы статистов, а особенно молодого Вицина, выряженного опричником (как тридцать лет до этого был выряжен опричником сам Жаров в фильме Александра Иванова-Гая “Царь Иван Васильевич Грозный” с Шаляпиным в заглавной роли). От такого успеха у Жарова буквально закружилась голова (сказывалась и бессонная ночь), и в приливе воодушевления он начал приплясывать прямо на съёмочной площадке, бить в ладоши и кричать (откуда-то выплыло): “Ай да Жаров, ай да п....!”, чем насмешил Эйзенштейна до слёз. С тех пор друзья Михаила Ивановича его иначе как “Жар-п....” не звали.
Этот эпизод частной артистической биографии не имеет, по всей видимости, прямого отношения к комментируемой варте Белой Книги. Однако он как нельзя лучше раскрывает основной её лейтмотив: звёздный момент бывает у человека раз в жизни, и упустить его - значит совершить преступление против природы и человечества.
