Русская природа, однако, сгладила углы и смягчила общую тональность. Мало того, что “а” (“аз”) стало полнейшей и первейшей гласной, но даже и звук “д” (“добро”) обрёл некоторую раскатистость и протяжность. Соответственно, изменился и образ ада, который наполнился в первую очередь нравственно-этическим содержанием. Начиная с Игнатия Сергиево-Пустынского (см., например, третью книгу его “Аскетических опытов”), ад, в соответствии с основными представлениями ваджраяны, рассматривается всё больше как продукт высшей нервной деятельности самого человека (“Вселенная есть число, и все составныя части ея суть числа”). Таким образом, ад постепенно переходит под юрисдикцию “сознающего себя сознания”, и как следствие - в нём резко возрастает ответственность за преступления против главных институтов этого сознания - культуры и языка. Например, в даосском аде (“диюй”) предусмотрен даже специальный “круг” (шестой из десяти) для тех, кто при жизни непочтительно обращался с чужими рукописями (и вообще с любой исписанной бумагой). Им вырезают сердце и бросают собакам.
